| Этот адрес электронной почты защищён от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра., редактор «Джаз.Ру» |
Ом мани падме хум.
Именно с этими словами вы просыпаетесь на следующий день после возвращения из Тувы, если вы хоть что-то поняли в фестивале под названием «Устуу-Хурээ». Больше конкретики, меньше обобщений? Хорошо. Именно с этими словами Я просыпаюсь после возвращения из Тувы, с первыми проблесками сознания возвращаясь на фестивальную поляну Чадана, хотя есть и более свежие впечатления. Безумный ночной таксист, гнавший по горным дорогам из Кызыла со скоростью 140 километров в час под Тото Кутуньо и Юру Шатунова. Неторопливый лесной пожар посреди Саян, в который очень просто въехать и из которого непросто выехать. Дотошные полицейские на посту в Ермаковском («с фестиваля? Выходите из машины!»), вывернувшие наизнанку багаж семерых пассажиров и в поисках наркотиков не погнушавшиеся проверить грязные носки и бывшие в употреблении трусы. Рассветный аэропорт Абакана, закрытый наглухо и позволяющий войти внутрь только после звонка охраннику на мобильный, оставленный на прикреплённой к входной двери бумажке. Четырёхчасовая попытка уснуть на инквизиторских аэропортовских креслах под аккомпанемент сломанной системы оповещения, которые каждые шесть-семь минут проникновенно говорит «Уважаемые пассажи..!». Пятичасовой полёт рядом с заходящимся криком малолетним ребёнком на руках истерической мамаши. Московское метро, в котором начинаешь понимать маньяков, ни с того ни с сего расстреливающих соседей по вагону из крупнокалиберного оружия. Даже собственный город, лучше которого ещё вчера не было на всём свете. Даже привычный чай из привычной кружки. Даже истосковавшиеся по хозяину коты: всё это не то. Я ложусь спать днём, потому что я провёл в дороге двадцать два часа без сна; в полночь меня будит артиллерийская канонада — празднуется День Города, в рамках которого проходит фестиваль фейерверков; не проснувшись толком, я выскакиваю на балкон в исподнем, убеждаюсь, что мировой войны ещё нет, и снова падаю в постель; в семь утра я просыпаюсь, разбуженный привычным прямым лучом солнца, и я слышу внутри себя именно это.
Ом мани падме хум.
Страна орлов. Привычное окружение для крупного скопления фестивальных масс. Фото: Саяна Монгуш
«Музыка — как жизнь, — говаривал Дерек Бейли, — только лучше». Он не был на «Устуу-Хурээ», но явно понимал, о чём говорит. «Устуу-Хурээ» — это тот самый случай. Либо ты приезжаешь туда и меняешься навсегда (на два процента, на тридцать, на сто — личное дело каждого), либо ты приезжаешь туда зря, не поняв, какой мир прошёл мимо тебя и чего ты не захотел увидеть.
В 1999-м году фестиваль был основан группой тувинских энтузиастов — в основном музыкантов — со странной и безнадёжной целью собрать средства на восстановление собственно Устуу-Хурээ, верхне-чаданского буддийского храма, разрушенного большевиками в 1937 году. Оставшиеся руины — в нескольких километрах от Чадана, «криминальной столицы Сибири», городка с населением в десять тысяч человек — могли вызвать у случайного человека какие угодно чувства и ощущения, но никак не ожидание того, что здесь что бы то ни было может быть восстановлено. Менее всего — через музыкальный фестиваль, на котором с самого начала запрещена любая музыка, кроме «живой» (миксы, фонограммы и т.п.), и на котором артисты вынуждены давать специальные пояснения оргкомитету относительно используемых ими электронных устройств: используются ли они только для тембральной окраски звука или делают с ним то, что сам музыкант сделать не в состоянии никогда. Храм и не строился: фестивали проводились, музыканты разного уровня и разной географии играли, восхищались и ужасались, власти морщились и ставили палки в колёса, а гостеприимные жители Чадана одинаково охотно продавали туристам продукты питания по завышенным ценам и чистили карманы у зазевавшихся. «Азия», говорили одни и уезжали навсегда, ничего не поняв. «Азия», говорили другие и уезжали изменёнными. Третьи не говорили ничего и оставались тут на годы, порой — забросив родину, семьи, работу. Четвёртые начинали возвращаться ежегодно, найдя для себя какую-то специфическую нишу и применение сил, больше никому не доступное — как известная уже почти всем и каждому японка, раз в год оставляющая семью и детей и приезжающая только для того, чтобы вывозить на фестиваль Владимира Ойдупаа — годящегося ей даже не в отцы, а в деды легендарного музыканта из зеков, почти не способного самостоятельно передвигаться и почти слепого.
ДАЛЕЕ: продолжение рассказа о самом необычном фестивале России.
